Один громадный букет черных роз смотрелся нормально. Особенно рядом с белым. Второй вызвал улыбку и желание обнять весь мир, но слегка напряг. Третий вызвал еще одну улыбку и легкий озноб – спальня значительно потемнела, атмосфера стала жутковатой. Четвертый хотела выставить в коридор, но слуги так глянули, что осеклась… Ну не понимают эльфы, как можно пренебречь символом любви до гроба! А я не понимаю, как ушастикам удалось вырастить розы, которые даже спустя три дня в непроветриваемом помещении и без полива нисколечко не пожухли!
И записки от Ориса были… одна другой любопытней.
В первой (точнее второй, но это неважно) описывал, как скучает и страдает. В следующей расписывал, что бы сделал, будь я рядом. Письмо, вложенное в третий букет, содержало подробный рассказ, что случится, если Вариэль хотя бы пальцем меня тронет, а в качестве постскриптума: «Извини, но я очень ревнив и этого уже не изменить».
После такого чтива думать о канализации попросту невозможно. О трусах – тем более.
В эти же дни пришло известие, что двенадцать членов ордена «Свободный Север» признаны мертвыми, а граф Орис Фактимус объявлен пропавшим без вести. Кто давал свидетельские показания – очевидно.
Ну и еще одно, совершенно дурацкое событие случилось – из малюсенькой конюшни, расположенной на заднем дворе особняка, пропала кобыла. Та самая, с хорошей памятью и злобным нравом. Причем загон был заперт, уздечка и прочая конская бижутерия на месте, а кобыла тю-тю. Будто испарилась.
А на четвертый день спокойная жизнь кончилась, причем самым неожиданным образом…
Во время завтрака, который зайчик опять прогулял, в особняк заявилась Эдиза – та самая аптекарская женушка. Аккуратная, но скованная, как монашка на гей-параде.
Я с грустью взглянула на нетронутый десерт, но все-таки поднялась из-за стола и последовала за каргулей. Та на ходу распорядилась подать в малый кабинет игристого, будто с самого начала знала – повод есть.
Мы вновь оккупировали письменный стол, причем меня опять посадили на место босса. И когда невозмутимый Шерр откупорил и разлил по бокалам пьянящий напиток, Ванесса скомандовала:
– Рассказывайте!
Рыжеволосая Эдиза выдавила из себя некое подобие улыбки и распахнула принесенный чемоданчик. На стол легли три листа плотной бумаги, при взгляде на которые я честно подавилась. Причем неудачно – игристое едва не полилось через нос.
– Простите, – пропищала аптекарша.
А каргуля одарила насмешливым взглядом и закатила глаза.
– Просто так вышло, что… – Эдиза запнулась, видать, не рассчитывала на столь бурную реакцию. Ее подбодрили кивками. – …Что первые краски получились очень едкими. Наносить их на кожу оказалось опасно, и тогда я вспомнила про ваши волосы… и вот.
Еще не веря в собственное счастье, взяла первый листок. Руки, конечно, задрожали.
На ослепительно-белой поверхности закреплены пряди волос. Первая – рыжая, как у нашей аптекарши, следующие имеют разные оттенки – от желтоватого блонда до жгучего брюнетистого. Под каждой прядкой пометка, видимо, – условное название зелья. Карта оттенков сделана кустарно, но аптекарская точность чувствуется.
– Лучше этот, – втягивая голову в плечи, прошептала Эдиза. Протянула другой листок. – Тут изначальный цвет ближе к вашему, госпожа Ольга.
Черт! Глазам не верю! Действительно – цвет мой, причем натуральный! И выкрашен в те же оттенки, что на предыдущем листе, только тут еще пара дополнительных блондов. Один даже симпатичный.
Сердце замерло. Потому что семь миллиметров отросших корней стали таким кошмаром, рядом с которым угнетенное человечество и измененный временной поток – фигня фигней.
Черт! Я могу снова стать нормальной блондинкой! Аллилуйя!
– Эти краски безопасны? – на всякий случай уточнила я. Цвет цветом, а спалить волосы эльфийской химией совсем не хочется.
– Все на травах, – пискнула аптекарша.
– А вот эта, – я ткнула пальцем в приглянувшийся оттенок, – с собой?
Когда Эдиза поняла, к чему вопрос, глаза округлились, рот распахнулся в ужасе.
– Госпожа Ольга, может, не надо? Давайте на ком-нибудь другом попробуем?
– Вы не уверены в качестве?
– Уверена, просто…
Просто опозориться перед основным заказчиком и спонсоршей страшно до тошноты.
– Кто не рискует, тот не пьет игристого! – выпалила я, сделала большой глоток и встала. – Кар… э… Ванесса, поможешь нанести краску?
Мои ушки почти доросли до традиционных размеров, но показывать их чужим – рано. Каргуля поняла, о чем думаю, и кивнула.
…Через час, наполненный чертыханиями и матами, герцогиня сбежала.
Нет, ну если бы я знала, что у нее настолько кривые руки, я бы ее вообще не позвала! Мало того что свое платье обляпала, так еще и на моем пятно посадила, и это несмотря на простыню, в которую я предусмотрительно укуталась. И кисточкой в глаз заехала, и половину волос вырвала, пока гребнем орудовала, распределяя краску.
Парикмахер, блин! От слова…
Ладно, фиг с ней.
Через десять минут метаний в ванной появилась служанка с ведром подогретой воды и ковшиком. Запинаясь объяснила, что каргуля велела помочь смыть краску. Я от помощи не отказалась, согнувшись над лоханью, позволила прополоскать волосы.
У прислужницы, в отличие от герцогини, руки росли из плеч, но нехорошее предчувствие не оставляло.
Черт, что не так? Что напрягает до зубного скрежета и тихого желания кого-нибудь придушить?
Служанка набросила на волосы полотенце, сказала учтиво: